Дима видел во сне Фрэйда, но не успел спросить, что это значит. (c)
Сегодня я вспомнила ту бессонную ночь в пустой больничной палате. Не то чтобы я не боялась, просто за множество прошедших дней я впервые почувствовала себя хоть немного свободной. Той ночью я никак не могла заснуть, да спать и не хотелось. Чудесно вот так, сидя с ногами на подоконнике, прижавшись к ледяному стеклу, наблюдать ночь. Редкие авто, тусклый свет желтоглазых фонарей. Последний выживший после пары теплых солнечных дней снег. Редкие облака на полупрозрачном небе и огромная нефритовая луна… Полнолуние. Ни одной четкой мысли, сплошной щенячий восторг. В таком состоянии я лишь могла читать наизусть то и дело всплывающие в памяти стихи, цитаты известных и неизвестных авторов, тихонько напевать мелодии любимых песен. Тогда я еще не знавала саундтреков к «королеве проклятых», ато пела бы во весь голос 
Звуки ночного города бились в окно как голодные пташки, а тишина звенела в комнате наподобие сытого кота. Свежий воздух из распахнутой форточки манил весенним небом…
Та ночь. Холодный подоконник.
И под рукою – лед стекла.
И облака скользят тихонько.
И вечностью весна легла.
И небо хрусталем покрыто.
Последний снег на мостовой.
Луна в окно глядит сердито.
И сердце тянется домой…
Горели фонари в проулке.
Дома чернели не дыша.
Пустой трамвай катился в сумрак.
И тихо плакала душа…
И сонно падали снежинки.
И вечность уходила в снег.
Февраль расписан на чернила.
А время замедляло бег…
Наверно, первые ночи марта все такие: манят на волю, соблазняют звездами и теплом, вдребезги разбивают воспоминания о зиме. Возникает желание «достать чернил и плакать./Писать о феврале навзрыд…» Представлять как «грохочущая слякоть/Весною черною горит…»Видения из прошедших весен перед глазами: черные ливни, никем не замеченная первая робкая зелень, жаркое солнце ледяной ветер с нотами зимней стужи… Свет и приходящая вместе с ним лень… Среди будничных хлопот весенней неизбежной суеты затушевывается душевное одиночество и собственные поправимые изъяны. Под музыку Чайковского незаметно прожигаются дни, ночи, теряются закаты и рассветы. Наверно, именно в моменты такого вот полета, душевной приподнятости и зажигается разум новым живительным светом, который освещает и согревает все существо, буди спящее сердце.
Наверно, сейчас именно такой момент и заставил меня вспомнить чудо той ночи… прелесть наслаждения миром, прелесть истинного спокойствия души.
Та ночь. Холодный подоконник.
И под рукою – лед стекла.
И облака скользят тихонько.
И вечностью весна легла.
И небо хрусталем покрыто.
Последний снег на мостовой.
Луна в окно глядит сердито.
И сердце тянется домой…
Горели фонари в проулке.
Дома чернели не дыша.
Пустой трамвай катился в сумрак.
И тихо плакала душа…
И сонно падали снежинки.
И вечность уходила в снег.
Февраль расписан на чернила.
А время замедляло бег…
Наверно, первые ночи марта все такие: манят на волю, соблазняют звездами и теплом, вдребезги разбивают воспоминания о зиме. Возникает желание «достать чернил и плакать./Писать о феврале навзрыд…» Представлять как «грохочущая слякоть/Весною черною горит…»Видения из прошедших весен перед глазами: черные ливни, никем не замеченная первая робкая зелень, жаркое солнце ледяной ветер с нотами зимней стужи… Свет и приходящая вместе с ним лень… Среди будничных хлопот весенней неизбежной суеты затушевывается душевное одиночество и собственные поправимые изъяны. Под музыку Чайковского незаметно прожигаются дни, ночи, теряются закаты и рассветы. Наверно, именно в моменты такого вот полета, душевной приподнятости и зажигается разум новым живительным светом, который освещает и согревает все существо, буди спящее сердце.
Наверно, сейчас именно такой момент и заставил меня вспомнить чудо той ночи… прелесть наслаждения миром, прелесть истинного спокойствия души.